Целительница.

Поздним утром на дороге из райцентра появилась машина. Поле, через которое проходила дорога, колосилось созревающей северной пшеницей. Операторы-механизаторы суетились у громад универсальных сельскохозяйственных роботов, готовя их к работе. В селе находился колхоз и рыбная ферма. Колхоз выращивал улучшенные сорта зерновых на сложных землях, а поэтому техбаза была гордостью села, наравне с генетической лабораторией.

Машина приближалась и стало видно, что это старенький уазик с церковными крестами на дверях. На крыше мигал зеленый светодиод включенного автоводителя. Приехал новый сельский батюшка, давно обещанный вологодским преосвященным.

Уазик свернул на центральную улицу села, проехал мимо купола ТЯЭС¹, расплескал лужу в особо глубокой колее и, лихо развернувшись около сельсовета, подъехал к храму. Из машины вышел старенький батюшка в застиранном подряснике и льняной выгоревшей скуфейке. Старик вытащил из багажника чемодан и проследовал в приходской дом. Через полчаса, уже в приличной рясе и с поблескивающим камнями крестом он вышел из дома и направился через дорогу в сельсовет. Надо было представиться местной власти, проявить положенное уважение.

— Здесь ли глава администрации, — спросил он у средних лет женщины за стойкой секретарской консоли, — передайте, что его отец Серафим спрашивает, новоназначенный в село священник.

— Да, батюшка. Он только говорил, что бы вы сразу к нему проходили. Он ваш приезд в окно видел.

Священник прошел в кабинет главного человека в местной округе. Высокий сухощавый мужчина в костюме и пластиковых сапогах слегка запачканных глиной поднялся ему навстречу.

— Здравствуйте, отец Серафим, рад вас приветствовать. Давненько вас ждали. Как прежнего настоятеля Владыка за пьянку снял, так и ждем. Нам ведь без священника никак, скоро урожай убирать, да и свадьбы. А о вас я только хорошее слышал, так что от лица всех крестьян приветствую. Вот, давайте сюда, за чайный столик у дивана сядем.

Они присели за небольшой стеклянный столик, на котором стояли стаканы в тяжелых подстаканниках с дымящимся чаем и корзиночка с выпечкой.

— Спасибо на добром слове, Павел Кузьмич, даст Бог, подружимся,— батюшка взял стакан, — А вот скажите, все ли по моей части хорошо в селе. Мой предшественник, Владыка говорил, под конец и службу-то иной раз пропускал. О внимательной работе с людьми и говорить нечего. Есть ли какие-то всем известные безобразия? Может кто слишком уж водочкой увлекся, может семейный тиран, может загулял кто вне всякой меры. А может сектанты завелись или колдуны.

— Да, вы прямо в точку. Есть у нас, конечно, всякое. Несколько алкоголиков, гулящие есть. Но это вам обычная работа, ничего особо удивительного. Есть и парочка бабок, уж не знаю насколько это колдуны, ха.

— Понятно, буду смотреть по ходу дела. Сегодня осмотрю все, соберу причт, а завтра приглашаю на службу, суббота все-таки. Так что, как летом заведено, в восемь утра Литургия, часы в полвосьмого. Дайте, пожалуйста, информацию жителям рассылкой.

— Конечно, сейчас секретарю скажу, всем месседжи и сбросит на мобильники. Мол, товарищи, наконец-то батюшка есть. Приглашает на молитву и знакомство. Но вы составьте, пожалуйста, расписание молебнов за урожай, на благословение уборки и тому подобное.

— Хорошо, только вышлите план предполагаемых работ, под него и буду подстраиваться.

— Сейчас секретаря озадачу. Пусть узнает, что где планируют и для вас сводку даст. Ну, а дальше вы уж сами держите связь с ответственными. А пока, извините, но тороплюсь. Мне еще на поле ехать. Там что-то нехорошее с поливальной системой случилось, крестьяне с городскими технарями спорят, меня ждут.

— Прощайте и вы, Божьего вам благословения на труды. И я пойду, наверно уже собрались.

Старик поправил рукав рясы и вышел из кабинета. Действительно, его ждали служители храма из местных. В самом храме постоянно трудился завхоз, — крепкий пенсионер, — он же и выполнял несложные ремонтные работы и на службе прислуживал в алтаре. Его жена отвечала за трапезу. Жили они в приходском доме, как и священник. Как положено, были там необходимые квартиры причта. Регентом хора служил школьный учитель музыки, а певчими трое механизаторов и начальник генетической лаборатории. Иногда им помогали девушки и юноши из певческого кружка воскресной школы. Батюшка со всеми познакомился, обсудил общий распорядок служения, но не стал ничего пока менять. С регентом разобрали службы на субботу и воскресение и заодно распорядился о выпечке просфор.

******

Прошел месяц. Жители села привыкли к новому священнику, начали звать его в свои дома и на работу. Побеседовать, а когда и молебен какой совершить. Всем селом совершили и моления об урожае с крестным ходом на поле. У генетиков случился большой успех — новый сорт пшеницы, особо богатой белком и стойкой к заморозкам, прошел государственные испытания и был одобрен к посеву. Празднование в лаборатории начали с благодарственного молебна, да и потом отца Серафима отпускать не захотели.

Иногда на воскресных службах появлялись и приезжие. И как раз из-за приезжей женщины, завертелась наша история. Приехала она из самой Москвы и, как выяснилось впоследствии, уже не в первый раз. В храм прибежала к концу литургии, что совершалась в четверг на Преображение, простоволосая, в слезах и истерике, и все порывалась сразу бежать к священнику. Насилу ее до конца службы подождать тихонько уговорили. По окончании службы староста привел страждущую в маленькую комнатку рядом с алтарем, где батюшка предпочитал вести личные беседы.

— Что случилось. Что вы так бежали? — спросил отец Серафим.

— Батюшка, батюшка,— женщина опять заплакала,— я сюда уже давно езжу, с ребенком. К целительнице Агафье. Она всех приезжих молитвой лечит. Все так хорошо всегда было, и девочка моя послушная становилась. А сегодня завтракали и моя Лена вдруг нож схватила и руки резать стала. И смеется так, страшно… Я еле нож отобрала, врача вызвала. Он Ленку чем-то уколол и забрал к себе в медчасть. А мне говорит, беги к батюшке и все рассказывай. И ругался он на меня страшно. Только я ничего не поняла, что он ругался. Страшно было. Разве можно врачу на мать так ругаться, вот вы, батюшка, скажите!

— Да тут еще не так ругаться надо, дамочка. Ты к кому ездила? Ты зачем ездила? Ты зачем ребенка этой целительнице доверяла? Что вообще за Агафья такая, в первый раз такое имя в этом селе слышу.

— Так есть тут Агафья, женщина еще не старая, потомственная православная целительница. Молитвой детей лечит, у нее весь дом в иконах. Еще водичку, маслице самолично намоленое дает. К ней много народу из Москвы да Питера ездит. У меня девочка пяти лет, стала жутко истеричной, непослушной. Я ей слово, а она мне десять. Психолог говорит, ничего страшного, надо потерпеть, растет ребенок. Священник местный и вовсе начал меня допрашивать, как живу, где отец девочки, ему то что, а? Девочка ведь непослушная, при чем тут я? А мне начальница и говорит, есть такая Агафья, приезжай, многим помогает. Вот я и приехала.— Женщина за разговором видимым образом стала успокаиваться, начали проявляться склочные нотки в голосе.

— Так и я допрашивать буду. Ты ее мать, самый близкий человек. Девочка не просто так нервничает, если бы была болезнь медицинская, психоз, то доктор психиатр начал бы лечить. Это было бы плохо, конечно, но врач дело бы так не оставил. Так что начнем все-таки с тебя. Вот, что произошло, когда Леночке было пять годиков?— священник подсобрался и прямее сел на стуле, в руке появились затертые четочки.

—Тогда я развелась. Муж, отец Лены, все по командировкам ездил, дома его и не видели. Как приедет, так и дрыхнет. Со мной никуда не ходит. А я еще молодая, красивая, жить хочу, а не дома сидеть! Вот. Ссорились, я от него в итоге и ушла. Ну не сошлись характерами, что тут такого?

— Понятненько, значит еще и развод. И что странного, если девочка без отцовской любви на стену лезет?

— ­­ Да какая любовь была? Он же то где-то там, то дома – как полено! Ну да, отлежится, пойдет с ней погулять немножко. И она к нему прибегала о чем-то там пощебетать, как он валялся. Но ведь ни в отпуск на курорт съездить, хоть денег и много зарабатывал, ни в ресторан сходить. Ни кружков развивающих не разрешал, хоть Ленка и умненькая. Дай, говорит, ребенку поиграть. Я после развода и на курорты возила и всячески развивала. А мелкая дрянь только вопит. — Женщина начала заводиться.

— Ладно, пока оставим бывшего мужа. Приезжали к этой Агафье, а девочка становилась на время послушной, да?

— Именно так.

— А не замечала ли ты, что девочка становилась злой? Взгляд, может. Игрушки ломала, дралась с другими детьми. Любовь к жестоким играм и фильмам? Засиживание за компьютером вне всякой меры?

— Нет, не замечала, хотя… вот вы сказали и что-то такое начала припоминать. Да, мультики смотрела такие, где герои друг друга колотят. Ну вроде древних «Том и Джери». Несколько раз жестоко избила одноклассниц. Держала, говорят, за волосы и била головой о парту. Но те сами первые напали, она защищалась! Так и учителя сказали. И, когда ее ругаешь, она молчать то молчит, да волчонком смотрит. Холодная становиться стала, ласку не любит.

— И началось все это как начала ты ее лечить в нашем селе. Верно?

— Ну, может быть и так.

— И как, нравится тебе такой послушный ребенок, правда злобненький и аж на самоубийство покусившийся? Ась?

— Нет конечно, не нравится! Но это, наверно, развитие ее болезни, ее нервности! Думала я, Агафья совсем ее вылечит, но не вышло у нее.

— Э, нет. Это все как раз и есть последствие твоего лечения. Лечения несуществующей болезни. Ребенок тяжело перенес отсутствие любимого отца, назойливое залюбливание и поведение мамы, вот и вредничал. А ты ее к ведьме притащила, лечить, так сказать! Да какая разница сколько у ведьмы икон на стене висит, это ей только во грех вменится! Такие вот «целительницы» бесовской силой лечат, притворяясь то верующими, то какими-то натуральными и благими язычниками. Которых, правда, не бывает, все так или иначе сатане служат. Кто больше, кто меньше. Кто осознанно, а кто и сам в тяжком заблуждении находится. Впрочем, которые с иконами, чаще всего именно в заблуждении, если уж не совсем осатаневшие и лживые злодейки. А раз я только сейчас услышал о ней, то вряд ли она из таких.

— Да какие бесы, какой сатана, батюшка!? Это ведь средневековые мифы, чтобы психические болезни да зло объяснить! Мы-то, в наше просвещенное время, разве можем в такое мракобесие верить? Вот вы человек пожилой, образованный, ну как так можно?

— Да кто ж такой глупости тебя научил? Ты куда пришла? Ты в храм Божий пришла, говорить с иереем Его. В Бога то веришь? Ага, веришь. Небось, тоже этак космически и современно. А надо верить, как в Библии сказано и как Церковь уже более 2 тысяч лет учит! Бог один и тот же, нет в Нем изменения. И в наших грехах да заблуждениях нет развития, только внешний вид меняется. И бесы, что рвали цепи на гадаринском бесноватом и которых Господь в свиней вселил, ничуть не изменились. Как были падшими ангелами, аггелами, так и остались. Существами, личностями, реальными, в которых ни щепотки добра нет. И грамотные ученые люди это понимают. Не просто так врач ругался и ко мне тебя отправил. Он ведь у нас образованный, кандидатскую пишет, я знаю. Ведьма бесовской силой твою дочь лечила, немножко невроз-то и убирался. Да много худшее в ней возрастало. В таких случаях пациент в какое-то общение с бесом входит. Тот на него как-то воздействует и хочет соблазнить и к своему злу привести. Больше всего бес, конечно, любит убивать, и лучше бы человек себя своими руками. Что мы и видим.

— Так…ааа… а что мне делать то? — Уверенная и убежденная речь священника подействовала.

— Что делать, да христианской не только по названию и факту крещения нужно становиться. Исповедоваться надо во всем этом. И в разводе и в неверии и в лечении этом поганом. Да, наверно, и еще много чего было, раз красивую жизнь любишь, а? Мужчины, загулы? Молиться надо и за себя и за дочку. Как возможно станет, и причастится Тела и Крови. Прихожанкой стать. А девочкой я займусь, сейчас к доктору и поеду. Пойди, в лавке пособие «Первая исповедь» возьми, проработай, и завтра приходи,— отец Серафим видя, что мать начала понимать свою беду и будет делать как он сказал, заторопился к девочке. Надо было попробовать понять ее состояние, может помочь врачу, и крепко помолиться.

******

С девочкой работал земской врач — универсал. По его словам ничего страшного в ближайшее время произойти не могло, под его присмотром, но и поговорить с ребенком не выйдет. Спит под действием сильного успокоительного. Договорились, что батюшка подойдет завтра. Заодно доктор рассказал о паре случаев, когда тяжелое состояние случалось с людьми, кто у Агафьи “лечился”, а к врачам идти не хотел. Им вроде как легче становилось, а потом следовал тяжелый приступ. Хорошо еще, говорил врач, что она специально против медицины людей не настраивала и тяжелые болезни, вроде онкологии или рассеянного склероза, советовала у врачей лечить.

Ближе к вечеру на чашку чая, а надо сказать отец Серафим любил чай дорогой, китайский, напросился хозяин рыбной фермы, Фрол Кузьмич. Квартира священника состояла из 5 комнат, но 3 из них, штатные детские, с соответствующей обстановкой, были закрыты. Отец Серафим пользовался только спальней и кабинетом, в который ему жена старосты приносила трапезу. Гостя пригласили в кабинет. Хозяин, облаченный в старенький подрясник, заваривал чай. На подносе в сложном порядке возвышались чайные приспособления из иссинской глины, поднимался ароматный парок. Вошел невысокий, плотный, с густой седеющей бородой, Фрол Кузьмич. Помолясь сели чаевничать.

— Отец Серафим, — начал гость,— я слышал о девочке. Говорят, ее наша целительница Агафья сглазила. На вас ссылаются. Так врут! Агафья милейший человек, истинно христианская доброта, стольким помогает, часто без платы. Знаете, иной раз к врачу пойдешь, он начинает на анализы всякие отправлять, химией кормить, уколы колоть. Долго, вредно лечит. Одно вылечит, другое заболит. А Агфья руками так, — он поводил руками с толстыми пальцами,— поводит, помолится этак шепотом, и все проходит! Детей к ней везут из Питера и Москвы, доверяют. Не надо, батюшка, людей против праведницы настраивать, не по-божески это!

— И как же она молится?

— Ну как-то вот так, примерно. Я не особо слышал, тайная то молитва: «На жарком берегу, на ночной стороне, ты болезнь уймись, к тебе святой Никола чудесник придет, тебя уймет…». И тому подобное.

— Так, мил человек, это не молитва. Это заговор, колдовство. Вы разве не молитесь дома по молитвослову? Разве похоже?

— Да никакое не колдовство! Молитва это, Николаю Чудотворцу о выздоровлении. Тайная, которую только истинный целитель читать может. Может я ее немного и переврал. А по молитвослову я молиться не люблю. Сложное все, непонятное. Все о прощении грехов. Да все Иисусу Христу и, иной раз, Богородице. Святым мало молитв. А мне надо о том, чтобы рыба моя росла да не болела, поставщики не подводили. Ну и я с домашними не болел. А это надо святым молиться, всякий знает!

— Да, Фрол Кузьмич, интересное у вас христианство. И на службу не ходите, верно?

— А зачем ходить? Попы вечно что-то странное говорят. Ученые все, в семинариях да академиях учились, а истинной православной веры и не знают. Городские. С целителями вон, как вы, воюют. Говорят, надо Богу молиться, надо, мол, святых о молитвенной помощи просить. А совсем не знают, что простой народ у своих простых святых помощи просит, не молитвы, а прямо — чудесной помощи. Не знают православного обычая домовым да лешим дары носить. В приметы учат не верить. Нет, враги они истинной народной веры.

— Так и зачем вы тогда ко мне, врагу, пришли? — отец Серафим с интересом слушал до крайности возбудившегося рыбозаводчика.

— Так вы, отче, человек в возрасте, опыт у вас должен быть большой. Не только ученость академическая. Ясно, должны знать и об истинной вере. Я и пришел, чтобы вы слухи об Агафье уняли.

— Знаю, знаю я об этой «истинной вере», а как же. Знаю. Языческое двоеверие называется, а вовсе не православное христианство. Язычество, в котором немножко слов христианских примешалось да имен. И результаты такой веры знаю. Похожие на историю с девочкой. Потому, мил человек Фрол Кузьмич, не договоримся. И спорить я не буду, пока не готовы вы меня слушать. Но где меня искать случись что — вы знаете.

— Эх, а я то думал! Старик, а и то в академии всю голову задурили! Последний раз говорю — отстаньте от Агафьи! А то, как бы от народа беды не случилось! — гость вскочил на ноги.

— Идите уж, Фрол Кузьмич, пока совсем не заговорились. Идите. Нет у нас никакой средневековой инквизиции, от которой надо вашу Агафью защищать.

*****

На следующий день отец Серафим решил поговорить с виновницей переполоха. На службе в храме целительницы, конечно, не бывало, в гостях у своих прихожан он ее тоже пока не встречал. Спросив у завхоза адрес, батюшка надел уличную рясу и вышел на улицу. Целительница жила не так уж далеко, на соседней улице, в небольшом, русского стиля, бревенчатом доме. Вокруг были разбиты клумбы с цветами, за домом виднелись грядки с какой-то травой. Он позвонил в звонок на воротах и через несколько минут подошла хозяйка дома. Это была стройная женщина лет пятидесяти, одетая в застиранный домашний сарафан. Единственным украшением были тускло-красные вышивки по вороту и подолу. Насколько увидел старик, в вышивках повторялся рисунок славянских языческих оберегов.

— Здравствуйте. Агафья, верно?— первым поздоровался священник.

— И тебе не хворать, — женщина с опаской смотрела на гостя, — чего пришел, поп?

— Так поговорить с тобой пришел, — перешел на предложенный тон отец Серафим, — все мне какие-то сказки о тебе рассказывают. То ругают, то хвалят. Надо и познакомиться, верно? Пустишь?

— Ладно, проходи, поп. Поговорим. Твои коллеги не приходили, только ругались при встрече.

Они зашли в дом. Хозяйка провела гостя через небольшой коридор в гостиную. Обстановка была обычная — овальный дубовый стол, окруженный удобными стульями, большой экран инфосистемы напротив дивана, горка с посудой. На стенах висели довольно старые писаные иконы, многие аж конца 20 века.

Они сели за стол.

— Говорят, что ты людей молитвой лечишь. Называют православной целительницей. А я тебя на службе ни разу не видел. Странно как-то, православный человек без Литургии не может. Да и к священству ты явно не расположена. Значит люди не все правильно говорят. Может прокомментируешь?

— Так это для тебя православие только в патриаршей Церкви. Разве не учили в семинарии да академии об иных православных общинах? Да, наверно ругали ругательски, но ведь говорили, а? А уж об истинном народном православии, которое издревле в земле русской было, может и вовсе не говорили. Которое не в церквях, не от долгополых попов, а от знающих в народе. От тех, кто духовный мир знает, с ним общаться может, а не кадилом махать. Право славят Бога. Молятся правильно, людям облегчение через то дают.

— И ты, значит, из этих, как ты говоришь, знающих? Или ведающих? Небось, и потомственная, от предков знание получившая?

— А что если и так? Что ты сделаешь? Полицию позовешь? Так нет такого закона, что верить надо только как ты. А я добро делаю, людей лечу.

— Ну что ты, какая полиция. Но неужто у тебя никаких сомнений не бывает? Вот девочка Леночка после общения с тобой пробовала себя порезать. Небось, не она первая что-то этакое учиняла, а? Совесть не дергает?

— Всякое может быть. Так и у врачей не всегда вылечить выходит. Бывают разные накладки, иногда. Лена ребенок сильно болящий, нервы возбужденные. А еще и сглазили ее. Вот я сглаз снимала, снимала, да не вышло. Сильный слишком.

— И кто, думаешь, сглазил?

— Так, отец. Как его жена за безделье выгнала, разгневался и проклял. Кто-ж еще? Заболела девочка, как папаша пропал.

— Интересно. А мать девочки рассказывала о тяжелой работе мужа, командировках. И выгнала его она, желая развлечений. Не сам ушел.

— Мало ли командировки! А дома ничего не делал! Все вы мужики только о работе и думаете, а не о женах с детями! — Агафья вскочила со стула.

— Ты что, тоже разведенка? Потому и увлеклась целительством?

— Ох, как же вы, попы любите в душу лезть. Тебе то какое дело? Ну да, был муж. Жили — не тужили, вместе людям помогали. А потом его сдуру в один монастырь занесло. Вернулся, как подменили. Начал в церкву похаживать, меня все уговаривал, как он говорил, покаяться, людей лечить перестать. Спорили мы много. А потом он в тот монастырь и ушел, с концами. Там и помер.

— Так может он нечто понял про ваш семейный промысел? Просто так люди не меняются, верно?

— Да голову ему своими байками монахи задурили. Вам ведь главное — чтобы все только к вам шли. Боитесь за доходы. Поп болезнь не вылечит, а мы можем! На науку вы, скрипя зубами, сегодня согласны, с ней спорить несподручно, а на нас не согласны. Потому мы истину говорим, истинной вере учим, а не вашим сказочкам поповским! Понял?

— Понял, понял.

— А раз понял, так и вали к себе. И народ не баламуть, а то ведь я не только вылечить могу. Чистая самооборона будет. И опять-таки никакого преступления.

— Да, интересно. Все-то об уголовном кодексе говоришь. Не того ты боишься. Бойся встретиться по настоящему с теми, кому служишь, но в кого не веришь. А пока пойду я. К Леночке зайду, да домой пойду.

****

Отец Серафим сходил к ребенку, но ничего важного девочка не рассказала. Да, она очень любит папу и ей без него плохо. Да, она часто маму истериками расстраивает. А как начала лечиться у «тети Агафьи», так скандалить стала меньше, зато иной раз стало на нее нечто находить. Как пелена перед глазами. Особенно, когда обижают. Злоба такая жуткая. В таком состоянии и дралась и себя порезала. Нового оказалось только то, что ей еще и кошмары, оказывается, регулярно снились. С чем-то непонятным и очень-очень страшным. Все подтверждало духовный диагноз, который батюшка поставил еще при разговоре с матерью.

*****

В воскресение, когда жители села собрались на Литургию, отец Серафим сказал обличительную проповедь против языческих заблуждений и колдовства, особенно рядящегося в одежды православного христианства. Он решил не осторожничать и говорил конкретно, называя имена и рассказывая о беде с девочкой Еленой так, как ее видел. Тем более, мама уже успела многим рассказать о своей беде. Рассказал о том, какой вред приносит и пациенту и, тем более, «народному целителю», ведьме или колдуну по сути, обращение к страшным бесовским силам.

Но слушавшие его в большинстве и так знали о вреде разных самозваных знахарей. Да, жители обсуждали речь священника, да, кое-кто из сомневающихся задумался. Глава администрации сначала вызвал к себе батюшку, уточнил некоторые детали и после вызвал на ковер Агафью, попробовал своим авторитетом прекратить ее практику. Конечно, ничего не получилось, нет такого закона, который запрещает гостей принимать и над ними как-то ворожить, свобода совести аж Конституцией гарантирована. А ничего общественно опасного, понятного и полиции, Агафья не делала. Никаких запретов на посещения врачей не давала, к преступлениям не призывала, в свою веру злыми психотехниками мошеннически не обращала. Отделу по борьбе с духовными преступлениями и сектами тут пока делать было нечего. Так все и продолжалось, местные, за редким исключением, к ведьме и раньше не ходили. Было понимание, даже у неверующих и иноверцев — не надо. А из больших городов не ослабевал поток жаждущих чудесного исцеления. Через Интернет скандал стал известен, и ой как много разных почитателей ругали фанатичного попа, который посмел на святую чудотворицу покуситься!

Отец Серафим, занимаясь своими пастырскими обязанностями, конечно не забывал и об Агафье. Но что тут можно сделать, он не знал. До того в его практике попадались либо пострадавшие от целителей, либо сами целители, но покаявшиеся. Один раз удалось лишить ведьму притока клиентов, и она вернулась к обычной работе библиотекаря. Правда, так и не покаялась, потому батюшка считал тот случай своим поражением. Но как-то вечером, совершая молитву, вспомнил отец Серафим о своем старинном семинарском друге. Давно они не общались, уже лет более двадцати ограничивались поздравительными письмами на день ангела. Уж очень в разных местах служить довелось. Отец Серафим больше в городских храмах настоятельствовал, в Ярославле да Вологде, а друг, ставший архиепископом, управлял дальневосточными епархиями, куда его Синод отправлял. И уже немало лет престарелый Владыка пребывал на покое в монастыре. А монастырь тот был рядом с Петропавловском-Камчатским. Далеко. Батюшка прикинул разницу во времени, получилось, что у Владыки Зосимы уже утро, и пошел к стационарному видеофону в кабинет. Связь установилась быстро.

— Благослови, Владыка, — привычно поздоровался священник.

— Бог тебя, отче, благословит! — два старика разделенные тысячами километров смотрели друг на друга с приязнью, — что звонишь, что монаха от молитвы отвлекаешь?

— Да за советом. Ты уж извини, что давно тебя не тревожил, не забыл, а закрутился. Да и годы уже не те, а служу по полной, недавно вот в село отправили. Впрочем, я и сам не прочь, давно у Преосвященного просился в спокойное место.

— В село, говоришь. Спокойное… видно не такое оно у тебя спокойное, раз совет понадобился. По простому поводу ты бы спрашивать не стал.

— Да уж. Нет, все хорошо. Храм хороший, с администрацией дружба полная, большая часть жителей искренне верующие. Но есть у нас и такая вот Агафья. Ведьма-целительница в языческо-православном антураже. Принимает в основном приехавших из столиц и иных больших городов, — и батюшка рассказал всю историю Лены с матерью и о вере Агафьи и Фрола, — знаю я, что ты всегда был монах настоящий и архипастырь искренний, и о твоем мудром совете слухи доходили. Посоветуй, что делать.

— Понял я тебя, отченька,— Владыка Зосима видимым образом построжел,— ты прав, словом убедительным да силой тут ничего не сделать. Убежденный человек твоя Агафья. Такая, если придется, и на казнь пойдет. Или, коли власть ей дать, сама кого хочешь казнит. Она в своем деле добро видит, а всех, кто ей мешает, видит злом. Тут тебе надо действовать как священник Бога Всевышнего, а не как учитель и миссионер.

— Что ты, Владыко, имеешь в виду?

— Вот что, отец Серафим! Я не твой епископ, я вообще на покое. Примешь ли мое благословение о том, что делать в этот раз? — на экране старик с латунной панагией на груди стал как будто выше ростом, в чуть дребезжащем голосе послышалась сила.

— Приму с верой и упованием, Владыко! — священник символически склонился перед монитором.

— Тогда так. Постись неленностно 40 дней. Но так, чтобы на ногах был, уже не юноша. Отмени необязательные пастырские визиты и публичные мероприятия. Только служба, Псалтирь, молитва Иисусова. Исповедуйся тщательно за всю жизнь. И молись сугубо за твою Агафью. Проси ей покаяния, проси ей избавления от руководящего ею беса. Сам знаешь, какие тут молитвы нужны. Молебны сам, один, служи за нее. Каждый день! Да подаст тебе Господь на все это сил духовных и физических! А я за тебя здесь помолюсь.

— Хорошо, Владыко! Благослови!

— Бог да благословит тебя. Прощай тогда, отец Серафим. Встретимся! — архиепископ Зосима отключил связь.

Прошло недели три. В селе судачили о затянувшемся недомогании священника, который почти не выходил из дома, а совершая Божественную службу был необычайно сосредоточен. Прихожане рассуждали о том, как ему, видно, тяжело в таком возрасте служить, и старались без нужды даже и на требы батюшку не звать. Поправится, так все и сделает. Соседи Агафьи начали замечать горящий далеко заполночь свет в спальне, и то, что частенько она приехавшим начала отказывать. Вот выйдет на крыльцо да и не пустит. И так происходило все чаще и чаще. Вдруг, еще через пару недель, все агафьины соседи проснулись от жуткого нечеловеческого воя. Выскочив в испуге люди увидели на улице саму Агафью в разодранной ночной рубашке. Она от кого-то отбивалась, выла, кричала. Вызвали врача, тот посмотрел и велел бежать за священником.

Отца Серафима посланные застали в храме, за молитвой, облаченного в епитрахиль и поручи. Он их выслушал, велел взять чашу со святой водой, сам взял с аналоя книгу и скорым уверенным шагом пошел к дому Агафьи. К тому времени ее скрутили и несколько крепких парней держали болящую прижатой к земле. Она вырывалась и так сильно, что будь парни не такими крепкими, точно бы вырвалась. Священник подойдя обильно покропил Агафью святой водой, чем вызвал еще более страшные судороги и вой.

— Бог богов, Господь господей… — зазвучали слова молитвы, священник говорил внятно, сильно. Селяне никогда не слышали от него такого уверенного и сильного голоса. Ничего старческого и ослабленного возрастом не было. Только сила и власть. Только слова иерея Божьего. Агафья сначала разразилась потоком ругани и невнятных просьб, потом затихла. Держащие ее парни по знаку священника отошли в сторону.

— Слышишь ли ты меня, заблудшая раба Божия Агафья, — закончив молитву, отец Серафим обратился к лежащей,— ты ли это, сама ли со мной говоришь?

— Я, я… — слабым сорванным голосом прошептала Агафья, — что со мной, кто это был такой страшный? Откуда вы тут все?

— Кто это, а сама как думаешь? Это те самые твои «духовные силы», как ты говоришь — благие. Настоящее свое рыло тебе, глупой, показали. Как твоему мужу годы назад. Хочешь дальше с ними дружить?

— Неееееет! — Агафья аж подпрыгнула, — не хочу, спасите люди добрые, — она вцепилась во врача, что пробовал прощупать ей пульс.

— Эээ, ты не за меня цепляйся, ты давай, к батюшке иди, тут только он тебе поможет, — врач аккуратненько отцепил цепкие пальцы.

— Так, ребята, — обратился отец Серафим к парням, — помогите Агафье до храма дойти. Ее, после такого, ноги не особо держат. Будем с ней молиться да исповедоваться. И всех прошу за нее молиться особо старательно. А завтра будем вне расписания Литургию служить. Всех, кто сможет, приглашаю.

*********

По весне в сельском храме отпевали с миром упокоившегося отца Серафима. Было новопреставленному 86 лет. Отпевание возглавил, с разрешения вологодского архипастыря, специально приехавший Владыка Зосима. Обещал же он встречу? Приехали дети и внуки отца Серафима, четверо из них, священники, сослужили Владыке. Собралось все село, даже несколько мусульманских семей стояло в притворе, отдавая дань памяти полюбившемуся пастырю. В надгробном слове Владыка рассказал о трудном пути служения отца Серафима. Призывал не плакать о нем, как достойно прошедшем свой путь. Рассказал о том, как уже много лет ждал старый священник смерти, воссоединения с почившей любимой матушкой. Но Господь не отпускал Своего служителя от святого служения в жизнь вечную. Видно, готовил ему последний подвиг исповедничества. Прихожане понятливо закивали. У бокового подсвечника плакала храмовая уборщица. Агафья.

Один день отца Тихона.

Отец Тихон собирался на воскресную службу. Май удался теплым и солнечным и университетский священник с удовольствием оставил форменную куртку надев рясу. Есть все-ж таки нечто особое для православной души, что радуется при виде длиннополого и бородатого батюшки. Да и самому священнику приятно, чувствуется связь времен. Отец Тихон подхватил чемоданчик и вышел из своего домика в кампусе. Его путь проходил мимо небольших корпусов общежитий, мимо таун-хаусов преподавателей, через шоссе на территорию древнего СПбГУ. А там уже и купола родного храма рядом. Снег сошел, слякоть высохла и отец Тихон быстро и радостно шел по улочкам, широченные рукава рясы развевал ветерок. Его обгоняли студенты на велосипедах и моноколесах, один раз пришлось аккуратно обойти увлекшегося подстрижкой куста робота-садовника.

— Отче, благословите! — Рядом с громадой биологического факультета его догнал знакомый аспирант.

— Бог да благословит планетолога Романа, — отец Тихон размашисто перекрестил.

— Отче, сегодня семинар в 16 часов. Наша группа докладывает о успехах с установкой лазерной спектроскопии. Той, которая для корабля-зонда планируется, мегаватной.

— Интересно. Ром, а как охлаждение продумали? Зонд ведь в вакууме будет, КПД лазера, сам понимаешь, не велик, остальное в тепло пойдет. А ждать пока тепловым излучением остынет… импульс раз в сутки, думаю, ученым не интересен, а?

— А там интересно доцент из Новосиба продумал, придешь — узнаешь. — Роману явно хотелось заманить священника на семинар.

— Ну, коли ничего не произойдет срочного, даст Бог, приду, — отец Тихон попрощался и продолжил свой путь к храму. Он любил прийти пораньше, чтобы совершить проскомидию неспешно, поминая громадное множество своих ученых, преподавателей, студентов и разных других, за кого надо было обязательно помолится.

*****

Служба закончилась, и на целовании Креста подошла забавная парочка. Средних лет тощий профессор генетики в потертом костюме и яркая непоседливая студентка 3 курса. Желали они ни много ни мало — благословения на брак.

— Батюшка, — напирала студентка, — нельзя ведь греховно жить, мы друг друга любим с Василием Ивановичем. И хотим, что бы все было правильно! Мы и в Италию на конференцию вместе ездили.

Профессор согласно кивал.

— Так, стоп! Сейчас службу завершу, разоблачусь и выйду. Тогда и поговорим. И про брак и про все остальное.

Священник вышел из алтаря через четверть часа.

— Давайте отойдем в сторонку, сядем на лавочку. Кстати, что-то я вас обоих давненько на службе не видел.

— Ну батюшка Тихон,— студентка придвинулась поближе по лавочке, — понимаете, учеба, Василию Ивановичу помогаю, никак нет времени.

— Ага, — глубокомысленно протянул священник, — значит помогаете. Знаете что, милая, помолчите немножко. А вы, Василий Иванович, расскажите о знакомстве, когда оно случилось и как. И откуда идеи о браке. Есть у нас в Церкви рекомендация соединять в супружестве людей не слишком разного возраста. А тут больше 20 лет, однако, выходит. Необычно.

— Отец Тихон, мы знакомы давно, я веду семинары в их группе с первого курса. А более близко начали общаться… так… в этом году. Учебном. Примерно в ноябре. Света, — тут профессор с нежностью посмотрел на девушку, — сама начала мне помогать. Как то заметила, что питаюсь сухомяткой, начала обеды приносить нормальные. Помогала в лаборатории. Ну и как-то так вышло, в театр меня вытащила. Ну и так далее. Знаете, без нее и на конференцию итальянскую я бы не поехал. Просто бы не собрался.

— Да, да, батюшка, вы не представляете какой он непрактичный! — не смогла удержаться Светлана. — если бы я его не тормошила он бы так командировку и не выбил!

— Понятненько, и в храме вы, Василий Иванович, как раз с ноября и не были. Закрутились, а?

— Да, отец Тихон, виноват, не был. Ну да, вы знаете, я человек православный, да не слишком дисциплинированный. А при чем тут мое нехождение в храм? Перед Венчанием, конечно, мы и исповедаемся и причастимся, как положено.

— Да так, это я картинку складываю, молюсь тут немножко, да…— отец Тихон перехватил очередной узелок четок.

— А с чего вы оба решили в брак то вступать?

— Ну ба-атюшка, — студентка еще больше придвинулась, — Василий Иванович ведь такой умный, такой ученый. А я умных ой как люблю. Но ему ведь жена нужна, забота. Он ведь как заработается, так о себе и забывает. Увлекается.

— Ясно, любите умных, о которых надо заботится… А вы, Василий Иванович, почему именно на Светлану внимание обратили? Я ведь знаю, есть у нас и свободные женщины-ученые, к Вам поближе возрастом. И симпатичные и умные. Да и студентки с аспирантками другие есть, если уж так говорить. А?

— Ну, батюшка, как то вот так Света и тут поможет и там мы вместе… — профессор явно засмущался.

— Понятно. Молодая студентка, весьма средняя по учебе, решила позаботится о умном, но рассеяном профессоре. Во всех смыслах позаботится. — Светлана вскинулась, хотела что-то возразить, — Молчите! Я сейчас говорить буду. Профессор рассеяный, да. Да только уже сейчас лауреат Госспремии, руководитель интереснейшей темы исследований, да и шансы академиком стать неплохие. Неплохо быть женой такого человека, верно?

— Ну, отче, что вы так сурово, — Василий Иванович заволновался.

— А я священник, а не психоаналитик. Если меня просят о благословении на брак, то я лучше больно сделаю, чем одобрю зря такой союз. Я должен сильно думать и молится. А то знаете, разные истории бывают. Лучше вы оба, на меня обидевшись, еще полгодика подумаете, да порассуждаете. Я не против, бывают успешные браки и по расчету. Но только если такой брак будет честный и на всю жизнь. И с Богом. Если оба стараются Любовь стяжать. Пригласить Бога соединять вас каждый миг жизни. Брак — святыня, надо к нему очень честно относится. А развод — зло. Всегда. Даже когда есть к нему причина. Иногда он просто меньшее зло, но все равно — зло. И надо брак заключать так, что бы и мысли всю жизнь о разводе не было. Слушаете?

— Да, отче, — почти хором.

— Хорошо. Значит так, благословляю ходить на службы каждую неделю. Обязательно к Причастию. Исповедоваться себя не жалея за всю жизнь и дальше все свои неправды не скрывать. Ухаживать друг за другом, но только вне Университета. А тут — учитель и ученица, без послаблений. Ухаживайте, но на уровне — прогулки под ручку и поцелуи в щечку.

— Да, конечно, — промямлил профессор.

— А через полгода, если желание брака не пропадет, а окрепнет, будем разговаривать еще раз. Думаю, к тому времени вам и самим станет ясно — нужен вам второй или нет.

*****

К 16 часам отец Тихон свои храмовые дела закончил. После службы и пастырских бесед он проверил и утвердил отчет о расходовании средств за месяц. А заодно навестил и ремонтную бригаду, которая проверяла трубы после зимы. Пришла пора идти на семинар факультета астрофизики.

Священник вошел в демонстрационную аудиторию за десять минут до назначенного времени. Не любил опаздывать. Модерирующий семинар аспирант Роман нашел ему удобное место во втором ряду, сразу за местами докладчиков. Молодые ученые и студенты занимали свои места в небольшом амфитеатре, технический секретарь настраивал видеоэкран, занимающий почти всю стену.

— Отче, раз уж вы тут, благословите!

— Бог благословит всех собравшихся в поисках нового знания, укрепит их разум и да научит смирению! — как обычно, назидательно, благословил отец Тихон. Роман продолжил.

— Друзья, мы собрались прослушать доклад группы Новосибирского университета о решении проблемы установки лазерного спектрографа мегаватного класса на проектируемый охотник на астероиды, далее “корабль-зонд”. Тема эта важная, поскольку главной практической задачей, кроме удовлетворения наших теоретиков, — немного смеха всегда хорошо, — является исследование, есть ли экономический смысл планировать разработку полезных ископаемых на астероидах. Вот для этого нам и нужен такой мощный лазер, изучить химический состав с большого удаления. Лазерный импульс будет испарять породу, а спектральные линии получившегося газа дадут химический состав. Но есть проблема: мегаватный импульс лазера даст на порядок больший импульс паразитного тепла. И в отличии от наших лабораторий ни воду ни воздух для охлаждения не подведешь, вакуум вокруг. Решение предлагают коллеги из Новосиба. Прошу!

На кафедру поднялся невысокий плотный человек лет тридцати, походкой похожий на борца.

— Мы рассчитали специальную систему переноса тепла от охлаждаемого приборного блока, рабочего тела лазера и системы питания, методом усовершенствованного электронного охлаждения. Тепло переносится на специальные инфракрасные излучатели в корме корабля-зонда, причем для повышения эффективности температура их много выше, чем охлаждаемых устройств. Они фактически раскалятся. Правда для работы переноса нужно приложить еще немало энергии, но силовики уверяют, что запаса мощности реактора для этого с лихвой хватит. Таким образом система сможет выдавать требуемую частоту импульсов. Сейчас я продемонстрирую рассчетную модель,— докладчик повернулся к экрану и начал пояснять физику процесса.

Через некоторое время отец Тихон поднял руку. Будучи по светской специальности неплохим инженером-прибористом, он заметил возможную неприятность.

— Уважаемый, а эти ваши тепловые излучатели, пока будут остывать, случайно остальные датчики корабля не засветят? Сколько будет время остывания после запланированных серий импульсов? Как тепловая засветка повлияет на программу исследований и нет ли необходимости ее корректировки?

— Нет, отче, мы эти вопросы не проработали, — новосибирец несколько растерялся, — нужно, видимо, будет полное виртуальное моделирование провести всей программы, с учетом физических особенностей всех приборов.

— Вот и правильно. Не спешим, глупая спешка ученого это его гордыня. Грех такой. От желания быть первым. Сначала все проверяем, после каждой существенной доработки, а уж потом… Набор приборов, самых расчудесных, на конкретном корабле и в конкретном составе может быть в итоге кучей хлама, если его по глупому скомпоновать. Неужели вас этому не учили? А, молодежь… — отец Тихон сокрушенно покачал головой.

— Да, опять поспешили, — модератор Роман занялся успокоением зашумевшей аудитории. — Все проверим, еще обсудим, и только потом в производство на верфь отдадим. А сейчас у нас по повестке…

Через пару часов отец Тихон устало шел в свой уютный домик, где его заждалась матушка и студентки-дочери. Еще один день прошел явно не зря.

Искушение пилота.

По сообщению ТАСС старт экспедиции к Марсу прошел успешно. Десять лет усилий русских ученых и инженеров не прошли даром. С экспериментального космодрома на Новой Земле к Марсу стартовал первый пилотируемый ядерный планетолет. Разгон прошел успешно, достигнута маршевая скорость в 200 км/с. Пилот, подполковник ВКС Вячеслав Троицкий, чувствует себя хорошо. Инерционный этап полета до Марса продлится 6 суток. Напомним, главной задачей экспедиции является проверка систем корабля на простой, для ядерной ракеты, траектории Земля-Марс с облетом Марса и возвращением.

Следите за новостями.

В рассветной тундре стоял черный конус. Небольшой, метров 40 в высоту. Если же приглядеться, становились заметны суставчатые гидроопоры, на которых конус висел над землей. Рядом никого не было, вся техника и люди отошли за радиус безопасности — от 3 км.

5,4,3,2,1,ПОЕХАЛИ! Наблюдатели сначала увидели пять ослепительных кинжалов фиолетового огня вонзающихся в перемороженный грунт. Потом все услышали пронзительный свист, конус заволокло дымом и паром, свист усилился и над облаком появился стоящий на столбе фиолетового плазменного пламени корабль. Дым развеялся и на месте старта осталась громадная воронка выбитая в вечной мерзлоте разогнанной ускорителями плазмой.

*****

Вячеслав отстегнулся от пилотажного кресла. В отличии от химической ракеты, управляемой автоматикой со времен Гагарина, первый ядерный планетолет управлялся пилотом, вручную. Как боевой самолет. Никакая автоматика не заменит пилота при посадке на неподготовленную почву, тем более на другой планете. Но разгон завершился, корабль шел в инерциальном полете, по сложной кривой гравитационного маневра. И до поры в пилоте не нуждался.

Вячеслав «перешел», цепляясь за специальные леера на стенах, в жилую каюту и пообедал. Делать было особо нечего и он, удобно пристегнувшись в кресле, решил почитать Псалтирь. Подполковник, еще школьником, помогал в алтаре священнику и, после срочной, всерьез думал, где учится. Идти по рекомендации командира в летную академию или, как думал до армии, в семинарию. Голубое небо и рев турбин победили, но веру курсант, а потом и боевой офицер, сохранил во всех перипетиях своей жизни. Может поэтому и оказался лучшим из готовящихся в Звездном пилотов-межпланетников? Бог весть…

*****

Шел пятый день полета. До начала тормозного разворота оставалось чуть более суток. Вячеслав проснувшись и проведя сложные в невесомости гигиенические процедуры привычно сел за молитву. Закончил Утреннее Правило, помянув особо наставников и сослуживцев, продолжил молится четочным правилом, которому научился у своего духовника. После первой сотницы вокруг чуть потемнело, как будто пригасли светильники. В углах каюты появились еле заметные тени. Корабль все так-же делал 200 километров в секунду.

– Заткнись! Замолчииии…. – злобный шипящий голос шел из самого далекого угла. ¬– Замолкни, человек!

– Кто здесь? – удивился пилот.

– Мы, мы здесь. Замолчи. Что ты приперся, а? На Земле нам своими молитвами продохнуть не даете, сюда добрался, гад, – голос истекал холодной обреченной злобой.

Вячеслав оторопел. Первая мысль была о инопланетянах, каких-то жителях космоса, что наблюдают издавна за Землей. Но тут он вспомнил шипящие слова «своими молитвами… жить не даете» и понял, что нет и не было никаких инопланетян. А были известные ему по творениям Святых Отцов злые духи. И вспомнил, как они в пустынях ненавидели первых монахов, что молитвой гнали бесов и из безлюдных мест.

– Да воскреснет Бог и расточатся врази Его… – слова молитвы были сначала тихие, но с каждым словом набирали силу. Он чувствовал, как расправляются плечи, как входит уверенность и сила. Это было как , когда над Красным морем его Сушка выходила навстречу пятерке истребителей врага.

– Заткнись! – завизжало отовсюду, – убьем, взорвем, с нами будешь! Ты что, думаешь тебя тут, так далеко, твой Бог услышит? Ааааа. Никогда! Мы тут хозяева! Гад! Жжется, гад, убьем!

– Живый в помощи Вышняго… – молитва набирала силу, от воплей и угроз бесов закладывало уши. Вдруг, на долю мгновения в каюте полыхнуло снежно-белым светом, тени пропали, голоса смолкли и пилот остался один. Усталость сразу навалилась, как всегда после боя, но Вячеслав нашел силы для благодарственной молитвы. И для тестов всех систем.

*****

Спустя 3 года.

Из протокола Особой комиссии Министерства Космического Транспорта и РПЦ МП.

В связи с событиями случившимися во время первого пилотируемого полета ядерного планетолета к Марсу, см. отчет полковника Вячеслава Троицкого, событиями второго пилотируемого полета к Венере, см. отчет майора Николая Бегдымухдиева и событиям приведшим к гибели экспедиции в Пояс астероидов, см. данные автопередатчика от 20.07.2*** г. комиссия ПОСТАНОВИЛА:

1- Включать в состав экипажей на малых кораблях с экипажем до 10 человек, как минимум одного практикующего православного христианина, любящего богослужение и молитву.

2- На кораблях с экипажем более 10 человек и космических станциях предусмотреть обязательное помещение под корабельный храм для служения Божественной Литургии.

3- На кораблях с экипажем более 10 человек и космических станциях в штатное расписание борта включить корабельного священника. Священников отбирать из обладающих достаточными физическими данных добровольцев, особенно любящих молитву и богослужение. Желательно овладение священником бортовой специальностью. Наделить священника правом на беспрепятственное обращение к командиру.

4- Богослужебной комиссии разработать рекомендации по служению Божественной Литургии и иных богослужений в особых условиях космического полета, в невесомости, пониженной и повышенной гравитации.

5- Богослужебной комиссии и НИИ Спецкосмтехники разработать и наладить выпуск богослужебного инвентаря и облачений приспособленных для служения в любых условиях космического полета.

Спасатели и Пасха.

Великую Пятницу отец Димитрий встречал лежа в противоперегрузочном кресле. Патрульный крейсер, оставляя за собой многокилометровую реку фиолетового пламени, с шестикратным ускорением шел к аварийной станции на орбите Нептуна. У научников взорвались реакторы стабилизирующих двигателей и потерявший управление километровый бублик отшвырнуло в сторону одного из малых спутников газового гиганта — скале диаметром в 2 километра. МЧСовский крейсер, идущий уже трое суток с почти непереносимыми для людей перегрузками, успевал лишь за несколько часов до столкновения. Не успеет — погибнут все выжившие после взрыва. Около трехсот человек. До финиша оставалось 113 минут.

— БЧ-2, по астероиду, главным калибром, расход 2, запаздывание 1.5 секунды. Схема «щит», ОГОНЬ!— Голос капитана слышан всем офицерам в рубке. Кресло священника в третьем ряду, у двери, не его дело управлять кораблем. Но его дело вмешаться, если кого-то из офицеров, что называется, «занесет». А и такое бывает.

— Есть, расход 2,— оператор из ракетного пенала. Дважды чуть дернулась полукилометровая громада корабля. Отец Димитрий представил как отпрыгнули от бешено тормозящего крейсера две сигары, чуть отошли, развернулись по оси движения и с громадным ускорением рванулись к цели. Первый многомегатонный взрыв частью испарил, частью отбросил с траектории угрожающую станции скалу, второй зажег шар плазмы между станцией и астероидом, испаряя случайные обломки. Теперь появилось время для спасательных работ, непосредственной угрозы больше не было.

За сутки спасатели вскрыли все заблокированные отсеки, где могли быть живые люди. Ломали двери, разжимали домкратами заклинившие шлюзы, наводили временные переборки. Работа в вакууме требует особого подхода, опасна каждая утечка. Вместо помощи легко погубить спасаемых. Госпиталь принимал обгорелых, обмороженных, почти задохнувшихся в отсеках. И смертельно облученных, тех, кто смог заглушить невзорвавшиеся установки.

Отец Димитрий принимал предсмертные исповеди у тех, кто выжить не слишком надеялся. Штатный священник станции погиб во время взрыва, и он остался единственным клириком на ближайшие десятки астрономических единиц. Оставалось несколько часов до Пасхи.

—Капитан, мы спасательные работы завершили?

— Да, отче, все больные в лазарете, все выжившие найдены. Вовремя успели!

— Так надо Пасху служить, капитан! Раз уж все найдены. Бога восславить, да и возблагодарить за все. Или нельзя еще?

— Можно, вещание включим, на службе будут те, кто не занят на посту, годится? И где служить, в нашем храме столько народу не поместится.

— А что со станционным храмом?

— Горел да не сгорел. Неф местами почернел, а алтарь целый. Вовремя разгерметизация получилась, ну а мы ее устранили.

— Тогда там и будем. Потом обойдем больных и занятых, причастим на постах. Разрешите задействовать служителей, из тех кто не занят.

— Действуйте, отче!

Отец Димитрий собрал свой клир. Регент служить не могла, ее место за хирургическим столом лазарета, главный хирург борта как-никак. Но певцы из рядовых справятся. Пономарить будет штурман, он пока не слишком нужен кораблю. Читать станет завхоз станции, оказался спасенным. Надо только разобраться что и как в этом храме. Ведь служение на тверди и в космосе отлично. Невесомость… Привычных по земным храмам сосудов быть не может, сразу все разлетится. Да и чины немного изменены. Не вливают вино в Чашу на проскомидии, а передавливают из пузыря в Чашу-колбу, закрытую. С прозрачным верхом. И причащают тоже не лжицей, а особо, через трубочку. И в пол и престол вделанны магниты, которые в правильном положении удерживают и сосуды священные и служащих людей. И кадило никакого угля не имеет, сделано кацией-дымогенератором, с ручкой, а не цепочками, не вызывающей срабатывания сигнализаций. Много всяких космических хитростей приходится применять, что бы Божественную службу достойно и благообразно совершать. И немного все по разному в каждом алтаре, да и на Земле все тоже немного, да различно. И это правильно.

К 23 часам по Москве управились. Собрались свободные люди, спасенные и из экипажа крейсера, вместе. Включили на крейсере трансляцию службы, что бы и занятые могли хоть немного в пасхальной радости поучаствовать. Капитан даже катер-разведчик приготовил, пусть вокруг пролетит, как бы крестным ходом.

И стояли все в красном свете, но не пасхальном, а аварийном. На полуразрушенной станции в обгорелом храме. И много работников станции погибло, а многие не доживут до Земли. И смертельно облученные стояли в храме, на своей последней в этой жизни Пасхе.

И спели певцы, иные с повязками на содранных домкратами ладонях, великий канон «Волною морскою..». И пролетел катер крестным ходом вкруг станции и крейсера. И разверзлись шторы Царских Врат. И возгласил иерей Божий, сдавленным от многодневных перегрузок голосом:

— Христос воскресе из мертвых смертью смерть поправ…

— и сущим во гробех живот даровав!— ответили прихожане.

1 Термоядерная электростанция

Насыщенные днями

На рассвете Вика давно встала. В последние годы она мало спала и восход встречала в кресле на балконе. Сначала темная громада леса едва выделялась на фоне фиолетового, почти черного, покрытого россыпью звезд, неба. Потом над деревьями начинало разрастаться сияние, неторопливо вытесняющее из мира всю черноту и гасящее свет звезд. И вместо массивов тьмы и тьмы появлялись детали мира — луг за забором, дощатый посеревший от старости забор, отдельные деревья в лесу. Вике в такие моменты казалось, что она присутствует при божественном творении, когда Бог повелевал родиться растениям и животным, усложнял созданное в прошлые дни Творения. Это помогало ее утренней молитве. Само правило, много лет назад благословленное уже почившим духовным отцом, она знала наизусть и радовалась — можно было сразу молиться и смотреть на светлеющий лес.

Надо было собираться. Вика подобрала палочку и осторожно выбралась из кресла. Главное успеть до прихода муниципальной развозки. Она осторожно прошла в спальню. В квартирке и было то спальня да гостиная-кабинет, в которой старушка иной раз пила чай со своими соседями, такими же стариками. Если же приезжали внуки, то спать они ложились тоже в гостиной, прямо на ковер. Как говорил Роман, любимый внук, купивший Вике по ее просьбе эту квартирку, “мы молодые, еще 50 нет, сойдет и на ковре поспать”. Кухни не было, зачем, если обед можно заказать в деревенской столовой и он, горячий и свежий, быстро появится в окошке пневмопочты. Впрочем, Вика никогда не умела хорошо готовить. В детстве учеба, научные и спортивные кружки. Потом либо подготовка на во всем обеспеченных базах, где она жила с мужем и детьми. Либо многомесячная экспедиция, при четверти g, в тесноте старой атомной ракеты. Это сейчас, как научились делать компактные термоядерные станции, до Марса стало можно дойти максимум за пару недель, даже если вокруг Солнца. Но люди никогда не умели ждать появления комфортной и надежной техники. Как только стало возможно всерьез летать к ближайшим планетам, исследовать их и строить первые добывающие комплексы, так и начались экспедиции. Медленные, опасные. Но одной из лучших выпускниц Горного института, мастеру спорта по гимнастике, с детства мечтавшей о Космосе, нашлось место в первых астрологических экспедициях. И даже перейдя на наземную работу, так и не смогла научиться обычным женским делам. В семье готовкой да глажкой занимались дочери, невестки, иной раз и сыновья с зятьями. Все знали — папа и мама максимум могут поджарить яичницу, да и то подгорит. Лучше уж их вовремя от кухни прогнать.

В спальне всей мебели был платяной шкаф да узкая койка. Вика достала темное стариковское платье, надела, накинула на седые волосы изумрудный платок. В зеркале шкафа отразилась все еще стройная, хоть и старчески худая фигура. Вика и сейчас старалась, насколько могла, выполнять привычный комплекс астрогимнастики. Без него при малой гравитации мышцы ослабевают и человек вернувшись останется инвалидом. Но вот кости да суставы так не укрепишь, спецпрепараты не совершенны, отсюда и палка. На восьмом десятке догнали-таки профессиональные болячки. Она всегда о них смеялась “лучше поздно, чем никогда”.

Под навесом ожидания, у мишени привода уже ждали соседи. Тоже старики. Толя из пятого дома да Лена из восьмого таунхауза, из такой же квартиры как у Вики. Остальные были кто где, кто сам уехал мир посмотреть, кого дети забрали в гости, пара отпусков, однако. Машина должна была прийти минут через десять.

— О, вот и Антоновна подошла, — дед Толя радостно заухмылялся. — По новостям седня глаголют — в Красноярске урожай ожидают, огого какой. При мне поменьше было. Мы-то землицу на Кировцах да Беларусях пахали, даже дизельные еще попадались. Девчат, представляете, ты его заводишь, пневмостартером его брррр, а потом как заревет, задымит! И в страду по двенадцать, а то и больше часов в кабине. Потом дизелюхи списали, ну так им уж по полсотни лет было, остались только аккумуляторные. Ну это как Красноярскую ТЯЭС построили, до того на всех желающих тока не хватало. Ну а уж потом, я тогда мастером был, начали роботов присылать. Ох мы поначалу и намучились. Одно — ты его сам ведешь, сам чинишь. Землю чуешь, и тут пошибче, тут поменьше… А с роботами нас только переучивали год! Оно, конечно, робот сам и пашет и сеет и облучает и собирает. Даже оборудование сам на себя вешает. Он умный. Но дурааак! Что бы он лучше трактора с трактористом работал надо ему в рабочее задание весь опыт тракториста прописать. Так, чтоб дурак-компутер понял. И все не пропишешь, все меняется, погода разная, земли разные… Так операторы каждый раз задание и подгоняют. Людей, конечно, поменьше надо. Один оператор-механизатор десятком машин управляет. Зато класс иметь надо. Поначалу, помню, даже урожаи немного упали. Ну а щас, видно, освоились.

— Да ты, Толя, своими тракторами уже замучил.— Лена по утру была ворчлива. — Как не встретимся, так все трактора и роботы на полях. По десятому разу. Вон, к внукам в школу напросись, расскажешь. Будет этак “встреча с ветераном трудового фронта”.

— А что, трактора так трактора. Были, работал. Хорошая такая работа, мужская. Не как Антоновна, конечно, мы люди простые. Это из тебя вечно клещами тянуть надо.

— А что из меня тянуть? Всю жизнь тут живу. Как стала книжки выдавать да с инфопоиском помогать, да и до пенсии. Ваши-ж дети да внуки в моей библиотеке рефераты писали. О чем говорить? Как у нас в инфозале компы меняли на новые? Или как последние амерские “форточки” списывали? Неинтересно.

— Ну, тебе о библиотеке не интересно, а мне про мои трактора интересно. Не хошь, не слушай!— дед Толя нарочито гордо отвернулся, только глазом лукаво косил. Лену расшевелил, доволен. А поругаться не успели, тоже хорошо.

На мишень уже опускалась развозка. Пассажиров не было, деревня была начальной точкой ее маршрута. Старики заняли свои места в десятиместном салоне и машина, взвыв лопастями роторов, взлетела. Следующей точкой была ферма Зайцевых в 30 км, 10 минут полета. Потом поселок обогатительного завода, потом еще три фермы. Весь полет до цели занял около часа, салон наполнялся стариками, вызвавшими машину. Руководство района, учитывая малонаселенность и расстояния, обеспечило старых и больных жителей бесплатным транспортом, соединив жителей разбросанных поселений в единую общину.

Приближаясь к райцентру пассажиры сначала увидели громаду секторальных мультиэлеваторов, потом дома жителей, а над центром сияли золотом кресты храма. Машина опустилась на храмовую мишень. Рядом стояло еще несколько пассажирских квадрокоптеров. Свист роторов тонул в гуле колокольного звона, зовущего верных на молитву. Старики, прекратив разговоры, медленно, по ступенечке, поднялись на паперть. Людей было немного, и прямо с паперти, через пространство самого храма, сквозь невесомое кружево царских врат, старики увидели стоящего в столбе туманного голубовато-злототистого света, с воздетыми руками священника.

“Слава в вышних Богу…”